Проведенное исследование показало, что «Дом мечты» (DreamHouse) в серии представляет собой не просто набор игровых объектов, но полноценные визуально-пространственные тексты, через которые Mattel на протяжении шести десятилетий транслирует меняющиеся культурные идеалы и социальные нормы. Анализ DreamHouse 1960–2020 годов позволил выявить устойчивую логику кодирования: структура дома, его интерьерные решения, цветовая палитра, набор функциональных зон и образ жизни, встроенный в архитектуру, выступают средствами репрезентации — в холловском смысле, через которые ребёнок усваивает социальные сценарии, гендерные роли и потребительские ценности.
По десятилетиям прослеживаются чёткие трансформации этих кодов:
— Дома 1960-х моделируют пространство автономной модернистской женщины; — 1970-е вводят бохо-индивидуализм и городскую творческую культуру; — 1980-е закрепляют модель «яппи с двойным бременем», отражая противоречивые ожидания позднего модерна; — 1990-е возвращают романтизированную домашность и гипер-женственность в эстетике McMansion; — 2000-е формируют многозадачную и гламурную идентичность; — 2010–2020-е открывают эпоху инклюзивности, цифровой самопрезентации и расширенных карьерных возможностей.
Сравнение игрушечных домов с реальными интерьерами позволило уточнить характер этих репрезентаций: DreamHouse не копирует бытовую реальность буквально, а создаёт её идеализированный, медиированный вариант — «дом мечты», в котором концентрируются ценности и ожидания эпохи. Таким образом, дом становится инструментом материальной культуры, через который социальные нормы не просто отражаются, но производятся — именно в этом заключается его семиотическая значимость.
В результате можно утверждать, что Barbie DreamHouse функционирует как пространство культурного конструирования идентичности. Он задаёт визуальный язык, через который девочка осваивает модели поведения, представления о женственности, успехе, свободе, труде и стиле жизни. DreamHouse — это медиатор между социальной реальностью и воображением, «учебник визуальной идентичности», где эстетика становится способом передачи идеологии, а архитектурные решения — инструментом формирования гендерных сценариев.
